венчурный капиталист №1 рассказал о перспективах и рисках развития глобального интернета
— Почему фонды DST продолжают инвестировать только в интернет, почему не в другие технологичные отрасли?
— Тема интернета продолжает быть для нас интересной. Если бы это было не так, мы бы сейчас думали о каких-то других секторах. Но нам интересно влияние интернета на другие сектора экономики, в которые мы не инвестируем. Часть цифр, которые я хочу привести, это наши оценки, часть — из последнего обзора McKinsey. Речь идет о 2020 годе — мы обязаны смотреть вперед, потому что в этом состоит суть венчурного инвестирования, приходится ждать.
Около 5 млрд человек онлайн через 5–7 лет плюс 20 млрд устройств — это очень интересный прогноз, который часто недооценивается. Часы, холодильники, телевизоры, очки и прочее, прочее — все, что не телефоны, это тоже надо посчитать, потому что эти устройства будут частью одной большой информационной сети. То есть 25 млрд единиц людей и устройств будет подключено к интернету в 2020 году. Это будет самая крупная рекламная платформа, больше чем телевидение, с бюджетом $200 млрд в год.
Около 20% розничной торговли переместится в интернет — сейчас в среднем по миру менее 10%. Есть страны, где уже 25%, например в Англии. 20% — это консервативная оценка, будут страны, где этот показатель будет намного выше, например в Скандинавии. Но если взять и Кению, и Россию, и Америку, то это около 20%. В России будет больше — безусловно, Россия очень продвинутый рынок в этом смысле.
Капитализация всех интернет-компаний в мире достигнет $3 трлн, сейчас это примерно $1 трлн. Мировой ВВП сейчас — это около $70 трлн. Мы ожидаем своего рода прилива, который поднимает все лодки, какие-то лодки выше, какие-то ниже, но прилив все равно мощный. Не менее 50 интернет-компаний будут иметь капитализацию $5 млрд и более. Это и есть потенциальные объекты инвестирования. Сейчас их меньше 20 в мире и две в России — «Яндекс» и Mail. В этом смысле, кстати, Россия очень успешная страна, самая успешная в Европе. Если взять все европейские интернет-компании, на первом месте «Яндекс», на втором месте — Mail.ru Group. В каком еще секторе экономики, если не брать ресурсные сектора, Россия лидирует в Европе? Только в интернете.
— Это объясняется, видимо, языком?
— Почему? Есть Германия, большая страна, 80 млн, там ВВП на душу населения выше. Казалось бы, но нет — в Германии полностью доминируют американские компании. И потом, кто-то в Европе мог бы рано начать и сделать глобальный проект на многих языках. Есть же Fasebook на всех языках, Google. Но тут, видимо, нужно не только это, тут нужны очень сильные программисты, которые в России есть. И пусть даже некоторые покинули страну, тех, кто остался в России, все равно хватает, чтобы поддерживать это лидерство. Здесь нужен, наверное, предпринимательский драйв, который в России в среднем выше, чем в Европе, по нашим ощущениям. Здесь многие факторы работают в нашу пользу.
Компании, которые в будущем подорожают до $5 млрд и более, уже созданы, и мы пытаемся понять, кто они. Как нам кажется, мы уже вложили в некоторые из них — в Spotify, Airbnb. Сколько стоит Twitter, мы узнаем уже скоро. Есть и другие компании, которые имеют шанс войти в этот клуб.
Есть интересный факт, который даже для меня оказался неожиданным: в глобальном ВВП интернет занимает долю, которая составляет половину от энергетики, включая нефтянку и остальное.
— Вам не кажется, что эта доля переоценена?
— Это McKinsey, это не мы (смеется). Нас это радует: видимо, в мире появляется интеллектуальная экономика.
— Интернет — это же воздух, если так посмотреть.
— Интернет — это эффективность, а не воздух. Интернет — это бизнесы, которые растут потому, что все соединены со всеми. Возникает вопрос, а какие бизнесы можно построить на базе всеобщих связей? Первое, что приходит в голову, это информация. Давайте всю информацию сделаем доступной — хорошая мысль. Google решил эту проблему глобально, более того, Google стал частью нашего мозга. Мы аутсорсили часть своего мозга этой компании. Мне не надо помнить, когда была война с Наполеоном, походы Александра и так далее. Я сегодня утром в разговоре с кем-то спросил — «со щитом или на щите»? Сказал, что это было римское высказывание, но был не уверен, оказалось, это Спарта, Древняя Греция. Проверить заняло 10 секунд.
— Да, мы вот только что смотрели мировой ВВП.
— Да. То есть фундаментальная проблема доступности информации была решена за счет технологии. Представьте себе, насколько это увеличило производительность людей, во всех областях. Этот простой факт, что можно найти что-то очень быстро, — это революция. Сколько стоит сервис, который позволяет найти информацию с такой скоростью? Сегодня он стоит $300 млрд, но он может стоить и $1 трлн, если посмотреть, насколько это важная функция. Сколько стоит часть мозга всех людей? Особенно если там будет элемент искусственного интеллекта, к чему все идет. Если он будет, допустим, предполагать, что нам интересно, основываясь на том, что мы уже спрашивали. Или Facebook, зная, что нам нравится или не нравится, будет нам что-то предлагать? Сколько стоит искусственный интеллект — думаю, больше, чем все, с чем мы имели дело до сих пор. Это настолько драматически меняет мыслительный процесс, что будет стоить очень дорого.
Или, Amazon — 150 млн товарных позиций в одном месте, причем дешево. Сколько стоит для экономики прозрачность цен? Это же невероятная сила. Если раньше какой-то человек мог существовать на том, что он приезжал в город А, большой, покупал там что-то и привозил в город Б, маленький, и как-то содержал семью, то сейчас это все оптимизировано. Соответственно, огромное количество добавочной стоимости концентрируется
в небольшом количестве компаний. Все эти посредники, которые возили из точки А в точку Б, — это теперь Amazon.
— Посредники теперь будут работать на Amazon?
— Или не будут работать вообще. И это самая большая проблема, которая меня беспокоит. Здесь масса плюсов, их мы уже все перечислили, но есть огромный потенциальный минус — структурная безработица. Не все готовы к эффективности, значительная часть людей привыкла к неэффективности. У миллиардов людей нет навыков повышения эффективности. Возникает огромное давление на эти группы населения, и все происходит с невероятной скоростью. Проблема в скорости, потому что если раньше все изменения были медленными, мы могли перестраиваться поколениями, то теперь скорость увеличения этой эффективности, как мне кажется, может привести к структурным проблемам. По нашим расчетам, в секторе розничной торговли в Америке только из-за существования Amazon 100 000 рабочих мест теряется в год.
— Это уже вторая волна, получается, после глобального перераспределения труда.
— Да, это все очень серьезно, мне кажется. И структурная безработица — это большая и не для всех ясная проблема. Пройдя сегодняшний кризис, вернемся ли мы на тот уровень занятости, который был раньше? В Европе гигантская безработица среди молодежи, в среднем 23%, а в некоторых странах доходит до 50% — невероятные цифры. Речь идет о том, чтобы переучиваться, но если человек работает в магазине, у кассового аппарата? В общем, как-то чуть-чуть страшно. Это серьезно, потому что фактически государство должно будет поддерживать всех этих людей. И это некое социальное давление. У каждого большого тренда есть свои плюсы и минусы.
И самое интересное, что все эти интернет-компании — они сами очень эффективные. В Facebook работает около 5000 человек, в Google — 40 000 человек. С точки зрения таких глобальных вещей, которыми они занимаются, это очень немного. То есть они очень эффективные по показателю выручки на одного сотрудника.
По нашим подсчетам, это примерно $1 млн на работника, в то время как в других секторах этот показатель значительно меньше. То есть они, безусловно, создают рабочие места, но не в таком количестве, чтобы регулировать занятость. Мы, конечно, инвестируем в лидеров, но я в последнее время часто задумываюсь о последствиях. Особенно в связи с non-profit деятельностью, которой
я занялся два года назад [Мильнер учредил ежегодные премии за исследования в области фундаментальной физики и медицины размером $3 млн каждая. — Forbes].
|